Умное лицо — это ещё не признак ума, господа.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 14 сентября 2015
Умное лицо — это ещё не признак ума, господа.
На память: сегодня снились аж два сна, пусть проснувшись, почти ничего не помнила, как всегда. Но все же забавно.
В первом я вела разговор за чашкой кофе с Кэмбербэтчем и Фриманом.
Ну, то есть где-то мы там пересеклись, ну на каком-то мероприятии (подозреваю, что на чем-то, связанном с «Шерлоком»), и с чего-то — ну, в снах всегда так, без особого обоснуя, — им стало интересно со мной пообщаться, ну вот где-то между тем, чтобы послушать мнение адекватного поклонника на их творчество и пообсуждать (кажется, им реально понравились подмеченные мною детальки и размышления ) и просто разговорами за жизнь с приятным человеком. Остались приятные эмоции, хоть почти ничего и не помню. Помню, что с Бенедиктом немного пообсуждали ляпы в «Шерлоке» 
Ещё, помнится, хотела спросить у Мартина, как его жена, но сообразила, что не помню её реалового имени.
А второй был каким-то знатным триллером, причем не исключено, что происходящим в мире «Шерлока», но уже не помню. Помню, там было здание с кучей этажей, и я сначала раскрывала, что буквально все окружающие замешаны, а потом пыталась выбраться, и вроде даже кого-то выручить и предупредить... Было занятно)
В первом я вела разговор за чашкой кофе с Кэмбербэтчем и Фриманом.
Ну, то есть где-то мы там пересеклись, ну на каком-то мероприятии (подозреваю, что на чем-то, связанном с «Шерлоком»), и с чего-то — ну, в снах всегда так, без особого обоснуя, — им стало интересно со мной пообщаться, ну вот где-то между тем, чтобы послушать мнение адекватного поклонника на их творчество и пообсуждать (кажется, им реально понравились подмеченные мною детальки и размышления ) и просто разговорами за жизнь с приятным человеком. Остались приятные эмоции, хоть почти ничего и не помню. Помню, что с Бенедиктом немного пообсуждали ляпы в «Шерлоке» Ещё, помнится, хотела спросить у Мартина, как его жена, но сообразила, что не помню её реалового имени. А второй был каким-то знатным триллером, причем не исключено, что происходящим в мире «Шерлока», но уже не помню. Помню, там было здание с кучей этажей, и я сначала раскрывала, что буквально все окружающие замешаны, а потом пыталась выбраться, и вроде даже кого-то выручить и предупредить... Было занятно)
воскресенье, 23 августа 2015
Умное лицо — это ещё не признак ума, господа.
1.
Вода в Темзе была низкая — так, что даже можно было прогуляться по неровной кромке берега.
Погода выдалась холоднее обычного: не спасали даже длинный свитер и джинсы.
Застряв где-то между ностальгией и предчувствием нового, окружающая действительность одновременно ощущалась острее и казалась условной — будто два мира, привычный и совершенно иной, подошли так близко друг к другу, что соприкоснулись гранями, и до той, другой реальности — меньше шага.
Это чувство нарастало весь день, чтобы воплотиться, когда вечерние сумерки уже почти погрузились в густую ночную темноту, и позолоченные флюгеры на вершинах круглых башен Королевского Морского Колледжа отбрасывали длинные тени в свете коронованных корабельных узором фонарей.
Она в сотый раз бродила знакомой дорогой мимо архитектурных гигантов работы Кристофера Рена и обратно — узкой полоской набережной, под обычный аккомпанемент музыки в телефоне-плеере.
Только на этот раз вместе с очередным и ничем не примечательным глотком прохладного воздуха она, ведомая внезапным и таким естественным порывом, изменила своей привычке: остановилась, выдернула наушники и вслушалась в промозглую тишину пустынного пространства.
И тишина откликнулась ей — откликнулась мелодией, неизвестной ей раньше, но мучительно знакомой, притягивающей и очаровывающей душу тонкострунной пронзительностью скрипки.
Она пошла на звук, будто и не было ничего, кроме него, сейчас в этом мире, и только в дальнем уголке сознания трепыхалась мысль — откуда этот звук здесь сейчас? Здание, к которому она приближалась, конечно, было консерваторией, но так поздно здесь никогда не играли — даже свет никогда не горел.
Она нырнула в арку, ведущую во внутренний двор — так и есть, никакого света, кроме тусклого отблеска фонарей снаружи, за внешней аркой. Только тени, скопившиеся в углах старинных стен.
Она подходила все ближе и ближе к стене, в которой даже окон не было — откуда тогда звук? — и уже почти ступила в темноту, собравшуюся у каменной кладки с местами осыпавшейся штукатуркой, когда услышала совсем рядом резкий и одновременно чуть скучающий голос:
— Я бы этого не делал.
Повернувшись на звук, она уверилась, что во дворе она не одна — по другую сторону арки стоял, прислонившись к стене, темноволосый молодой человек. В своем длинном сером пальто он сливался с тенями, скопившимися у подножия высокого здания, и только его голос заставил её приглядеться и выделить из темноты его контур — неудивительно, что она сразу его не заметила. Да и он, надо сказать, не смотрел в её сторону.
Что это ей не стоит делать? И что делает тут он сам? — Казалось бы, логичные вопросы, но почему-то в это мгновение ответы казались ей понятными и очевидными, а потому спросила она совсем о другом.
— Вы знаете, кто это играет?
Услышав эти слова, незнакомец повернулся и посмотрел на неё — будто этим вопросом она наконец привлекла его интерес. Во мраке нельзя было разглядеть, какого цвета у него глаза, а почему-то хотелось.
— Тени, — будничным тоном ответил он.
— Что?
— Тени, — повторил он уже немного раздраженно: кажется, его удивляла такая непонятливость. — Это играют тени. Разве ты не слышишь?
В его исполнении подобная мысль действительно звучала самой простой и очевидной из возможных.
Но она таковой не была.
И только стоило ей попытаться снова вслушаться в мелодию, от которой её отвек странный разговор, попытаться понять, откуда она идет — как она бесследно пропала. И вместе с ней снова исчезло что-то очень важное. Боль потери отозвалась обидой.
— Нет, не слышу, — огрызнулась она в отместку.
Незнакомец, кажется, потерял к ней после этих слов всякий интерес, и слова отвернулся, смотря вверх, в беззвездное небо. Свет фонаря поймал прозрачно-зеленый стеклянный блеск бутылки в его руке.
Понятно — пьяный. Если не хуже.
Наваждение исчезло, мир снова обрел ясность.
Холодный ветер, дунувший с реки, заставил поежиться и напомнил, что она продрогла, и что уже поздно.
Она развернулась, и, не говоря ни слова, как можно быстрее зашагала прочь — сквозь арку, по знакомой дороге, за ворота.
В ушах снова играла привычная музыка.
***
На следующий день вода была высокой — до самой середины лестницы, по которой в хорошие дни можно было спуститься на берег, — зато немного потеплело.
Осень вступала в законные права, и острые носы черных туфель тонули в пожелтевших листьях на мостовой у Трафальгарской таверны.
Гринвичский парк был, как всегда, полон людей, приехавших полюбоваться историческими красотами или просто отдохнуть. Все так же подавали кофе и чай в Павильоне на вершине холма.
Только все это было не здесь, не так и неправильно.
Это был знакомый, привычный мир — но его больше не хватало. Он казался чужим, будто она уже переступила грань, и смотрела из той, иной реальности по другую сторону. И эта казалась ненастоящей, и без той пронзительной, чарующей мелодии больше не была полной. Больше не могла быть, хоть ей и потребовался почти весь день, чтобы окончательно это понять.
И когда город снова готовился потонуть в полумраке, она вновь бродила среди старинных зданий.
И когда она услышала мелодию — ту же самую, а может, просто также цепляющую за душу, — она, не задумываясь, пошла за ней к сгустку теней у высокой стены.
Мгновение помедлила перед неизвестностью — и решительно шагнула в темноту.
Everything’s in order in a black hole
Nothing seems as pretty as the past though
Nothing seems as pretty as the past though
Вода в Темзе была низкая — так, что даже можно было прогуляться по неровной кромке берега.
Погода выдалась холоднее обычного: не спасали даже длинный свитер и джинсы.
Застряв где-то между ностальгией и предчувствием нового, окружающая действительность одновременно ощущалась острее и казалась условной — будто два мира, привычный и совершенно иной, подошли так близко друг к другу, что соприкоснулись гранями, и до той, другой реальности — меньше шага.
Это чувство нарастало весь день, чтобы воплотиться, когда вечерние сумерки уже почти погрузились в густую ночную темноту, и позолоченные флюгеры на вершинах круглых башен Королевского Морского Колледжа отбрасывали длинные тени в свете коронованных корабельных узором фонарей.
Она в сотый раз бродила знакомой дорогой мимо архитектурных гигантов работы Кристофера Рена и обратно — узкой полоской набережной, под обычный аккомпанемент музыки в телефоне-плеере.
Только на этот раз вместе с очередным и ничем не примечательным глотком прохладного воздуха она, ведомая внезапным и таким естественным порывом, изменила своей привычке: остановилась, выдернула наушники и вслушалась в промозглую тишину пустынного пространства.
И тишина откликнулась ей — откликнулась мелодией, неизвестной ей раньше, но мучительно знакомой, притягивающей и очаровывающей душу тонкострунной пронзительностью скрипки.
Она пошла на звук, будто и не было ничего, кроме него, сейчас в этом мире, и только в дальнем уголке сознания трепыхалась мысль — откуда этот звук здесь сейчас? Здание, к которому она приближалась, конечно, было консерваторией, но так поздно здесь никогда не играли — даже свет никогда не горел.
Она нырнула в арку, ведущую во внутренний двор — так и есть, никакого света, кроме тусклого отблеска фонарей снаружи, за внешней аркой. Только тени, скопившиеся в углах старинных стен.
Она подходила все ближе и ближе к стене, в которой даже окон не было — откуда тогда звук? — и уже почти ступила в темноту, собравшуюся у каменной кладки с местами осыпавшейся штукатуркой, когда услышала совсем рядом резкий и одновременно чуть скучающий голос:
— Я бы этого не делал.
Повернувшись на звук, она уверилась, что во дворе она не одна — по другую сторону арки стоял, прислонившись к стене, темноволосый молодой человек. В своем длинном сером пальто он сливался с тенями, скопившимися у подножия высокого здания, и только его голос заставил её приглядеться и выделить из темноты его контур — неудивительно, что она сразу его не заметила. Да и он, надо сказать, не смотрел в её сторону.
Что это ей не стоит делать? И что делает тут он сам? — Казалось бы, логичные вопросы, но почему-то в это мгновение ответы казались ей понятными и очевидными, а потому спросила она совсем о другом.
— Вы знаете, кто это играет?
Услышав эти слова, незнакомец повернулся и посмотрел на неё — будто этим вопросом она наконец привлекла его интерес. Во мраке нельзя было разглядеть, какого цвета у него глаза, а почему-то хотелось.
— Тени, — будничным тоном ответил он.
— Что?
— Тени, — повторил он уже немного раздраженно: кажется, его удивляла такая непонятливость. — Это играют тени. Разве ты не слышишь?
В его исполнении подобная мысль действительно звучала самой простой и очевидной из возможных.
Но она таковой не была.
И только стоило ей попытаться снова вслушаться в мелодию, от которой её отвек странный разговор, попытаться понять, откуда она идет — как она бесследно пропала. И вместе с ней снова исчезло что-то очень важное. Боль потери отозвалась обидой.
— Нет, не слышу, — огрызнулась она в отместку.
Незнакомец, кажется, потерял к ней после этих слов всякий интерес, и слова отвернулся, смотря вверх, в беззвездное небо. Свет фонаря поймал прозрачно-зеленый стеклянный блеск бутылки в его руке.
Понятно — пьяный. Если не хуже.
Наваждение исчезло, мир снова обрел ясность.
Холодный ветер, дунувший с реки, заставил поежиться и напомнил, что она продрогла, и что уже поздно.
Она развернулась, и, не говоря ни слова, как можно быстрее зашагала прочь — сквозь арку, по знакомой дороге, за ворота.
В ушах снова играла привычная музыка.
***
Decided that once again I was just
dreaming of bumping into you
dreaming of bumping into you
На следующий день вода была высокой — до самой середины лестницы, по которой в хорошие дни можно было спуститься на берег, — зато немного потеплело.
Осень вступала в законные права, и острые носы черных туфель тонули в пожелтевших листьях на мостовой у Трафальгарской таверны.
Гринвичский парк был, как всегда, полон людей, приехавших полюбоваться историческими красотами или просто отдохнуть. Все так же подавали кофе и чай в Павильоне на вершине холма.
Только все это было не здесь, не так и неправильно.
Это был знакомый, привычный мир — но его больше не хватало. Он казался чужим, будто она уже переступила грань, и смотрела из той, иной реальности по другую сторону. И эта казалась ненастоящей, и без той пронзительной, чарующей мелодии больше не была полной. Больше не могла быть, хоть ей и потребовался почти весь день, чтобы окончательно это понять.
И когда город снова готовился потонуть в полумраке, она вновь бродила среди старинных зданий.
И когда она услышала мелодию — ту же самую, а может, просто также цепляющую за душу, — она, не задумываясь, пошла за ней к сгустку теней у высокой стены.
Мгновение помедлила перед неизвестностью — и решительно шагнула в темноту.
четверг, 20 августа 2015
00:53
Доступ к записи ограничен
Умное лицо — это ещё не признак ума, господа.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
суббота, 15 августа 2015
03:02
Доступ к записи ограничен
Умное лицо — это ещё не признак ума, господа.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
четверг, 13 августа 2015
00:29
Доступ к записи ограничен
Умное лицо — это ещё не признак ума, господа.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
00:01
Доступ к записи ограничен
Умное лицо — это ещё не признак ума, господа.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
среда, 12 августа 2015
Умное лицо — это ещё не признак ума, господа.
Каждый раз, когда я выхожу из дома в ночь, хлопнув дверью, я понимаю, что самый близкий для меня персонаж в ГП, по крайней мере из предканонной компании — это Сириус, что бы я там про себя ни думала.
Забавно, я только написала текст про это семейство.
Иногда мне кажется, что хотя никогда себе это сознательно не думала и не формулировала, я пишу АУ, чтобы хотя бы на бумаге и в истории Сириус смог сделать то, чего я не могу сделать в реальности. Потому что на самом деле все будет, как в каноне — понимания не будет никогда, да примерение только ненадолго и в особо тяжелых ситуациях.
Только Сириус был 4В, он мог пойти жить к другу, а я могу уйти только в место, которое построила себе сама. Да и я уже упустила момент, когда можно сидеть у кого-то на шее.
Я ненавижу свою неспособность устроить себе свою жизнь. Это категорически надо менять. И как можно скорее.
Забавно, я только написала текст про это семейство.
Иногда мне кажется, что хотя никогда себе это сознательно не думала и не формулировала, я пишу АУ, чтобы хотя бы на бумаге и в истории Сириус смог сделать то, чего я не могу сделать в реальности. Потому что на самом деле все будет, как в каноне — понимания не будет никогда, да примерение только ненадолго и в особо тяжелых ситуациях.
Только Сириус был 4В, он мог пойти жить к другу, а я могу уйти только в место, которое построила себе сама. Да и я уже упустила момент, когда можно сидеть у кого-то на шее.
Я ненавижу свою неспособность устроить себе свою жизнь. Это категорически надо менять. И как можно скорее.
пятница, 07 августа 2015
07:28
Доступ к записи ограничен
Умное лицо — это ещё не признак ума, господа.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
Умное лицо — это ещё не признак ума, господа.
— Она мне очень нравится, но я не влюблен в нее.
— А она очень влюблена в вас, хотя нравитесь вы ей куда меньше.
Оскар Уайльд, «Портрет Дориана Грея»
— А она очень влюблена в вас, хотя нравитесь вы ей куда меньше.
Оскар Уайльд, «Портрет Дориана Грея»
четверг, 06 августа 2015
Умное лицо — это ещё не признак ума, господа.
А мне сказали, что у меня-таки вышли Гексли и немного гамлящий Дон! Ю-ху! 
вторник, 04 августа 2015
Умное лицо — это ещё не признак ума, господа.
Зацвела черёмуха, лебеда с крапивою,
Не бывало промаха у тебя, красивого (...)
Но звездою яркою светится моя дороженька,
Ведь не бывает, милый мой, чего-то невозможного!
А по шатким мостикам,
По тёмным переулочкам,
А сизокрылой ласточкой,
А белокурой дурочкой...
А ты не церемонился,
А вот зря, наверное,
Видимо, не понял ты,
Что я – необыкновенная!
Не бывало промаха у тебя, красивого (...)
Но звездою яркою светится моя дороженька,
Ведь не бывает, милый мой, чего-то невозможного!
А по шатким мостикам,
По тёмным переулочкам,
А сизокрылой ласточкой,
А белокурой дурочкой...
А ты не церемонился,
А вот зря, наверное,
Видимо, не понял ты,
Что я – необыкновенная!
Умное лицо — это ещё не признак ума, господа.
Дотянись до Солнца, пусть оно согреет
Ледяное сердце, я же не сумела,
Я ведь не летала меж Землей и небом,
Я даже плохо помню, был ты или не был?
Ледяное сердце, я же не сумела,
Я ведь не летала меж Землей и небом,
Я даже плохо помню, был ты или не был?
воскресенье, 02 августа 2015
04:50
Доступ к записи ограничен
Умное лицо — это ещё не признак ума, господа.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
пятница, 31 июля 2015
16:36
Доступ к записи ограничен
Умное лицо — это ещё не признак ума, господа.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 27 июля 2015
Умное лицо — это ещё не признак ума, господа.
Меру окончательной расплаты
Каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает для себя.
Выбираю тоже — как умею.
Ни к кому претензий не имею —
Каждый выбирает для себя.
Каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает для себя.
Выбираю тоже — как умею.
Ни к кому претензий не имею —
Каждый выбирает для себя.
04:25
Доступ к записи ограничен
Умное лицо — это ещё не признак ума, господа.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
Умное лицо — это ещё не признак ума, господа.
Для разнообразия ещё раз сформулировала для себя.
Одна из моих фундаментальных проблем — боязнь потерять; что-нибудь, не важно, в сущности, что. Желание — белоединорожье, пожалуй, — не потерять и сохранить в неизменном состоянии тот мир, что есть сейчас, на всех уровнях, от посуды и выше.
Глупое это стремление.
Не нужно бояться терять. Иначе никогда ничего не получишь.
Иногда стоит бросить спичку и смотреть, как все горит синим пламенем, просто потому, что это красивое зрелище. Просто потому, что хочется.
Одна из моих фундаментальных проблем — боязнь потерять; что-нибудь, не важно, в сущности, что. Желание — белоединорожье, пожалуй, — не потерять и сохранить в неизменном состоянии тот мир, что есть сейчас, на всех уровнях, от посуды и выше.
Глупое это стремление.
Не нужно бояться терять. Иначе никогда ничего не получишь.
Иногда стоит бросить спичку и смотреть, как все горит синим пламенем, просто потому, что это красивое зрелище. Просто потому, что хочется.
01:03
Доступ к записи ограничен
Умное лицо — это ещё не признак ума, господа.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
пятница, 24 июля 2015
18:44
Доступ к записи ограничен
Умное лицо — это ещё не признак ума, господа.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра